было на памяти людей, разлилась река Тигр. Один английский путешественник, который "спал в верхней части дома", когда река вышла из берегов, ярко описал, что был "разбужен грохотом воды, промчавшейся мимо зала", и сказал: "Никакой крик не сопровождал судороги; я не слышал ни воплей, ни стенаний; но, сидя на верхней части стены, я мог видеть... мутные воды, беззвучно проносящиеся мимо". Один из местных жителей описывает последовавшие разрушения как "Божий гнев на город, который был затоплен со всех сторон, а чума и смерть распространились. Никто никогда не слышал о подобном бедствии в этом регионе". Еще один человек сообщил, что "лишь немногие из жителей Багдада остались в городе посреди смерти, наводнения и чумы". По оценкам, погибло более 15 000 человек, а население Багдада и его пострадавших районов сократилось примерно со 150 000 до 80 000.

Наводнение и эпидемия означали конец для Давуда. Многие багдадцы хотели бежать из города, но все выходы были сопряжены с опасностью. Дороги контролировались племенами, а лодки были переполнены и заражены чумой. Паша и его приближенные жаждали бежать, но не ценой своих "накопленных богатств". Британскому резиденту и его приближенным удалось уплыть на лодке в Басру; те, кто остался, забаррикадировались в своих домах, отказываясь пускать посторонних из страха заразиться. Согласно одному из отчетов в османских архивах, Давуд покинул Багдад, когда наводнение спало, но обнаружил, что его поддержка в вилайетах (провинциях) испарилась: "Его армии и сторонники вымерли из-за чумы, а его казначей, семья, жены, дети, банкиры" были удалены. Другой донос сообщал константинопольскому двору, что новый правитель Али-паша заключил мир с жителями Багдада, а также с племенами на юге:

Багдад был очищен от грязного существования таких людей, как бывший паша и те, кто его поддерживал. А с восстановлением султанского правления все разрушения и зверства, совершенные мятежниками, сменились султанским спокойствием.

Раскол между Константинополем и непокорным Багдадом был прекращен, и последний оставался имперской провинцией вплоть до Первой мировой войны. Давуд был изгнан, и началась охота за имуществом, награбленным им во время правления. Константинополь пытался подсчитать, сколько он присвоил "силой у народа Багдада, Басры и Киркука", и были разработаны планы по обыску всех его дворцов, гаремов и владений, а также по захвату и допросу Исхака, преемника Эзры на посту главного казначея, о местонахождении и масштабах спрятанных денег. В ходе расследования был составлен список жертв Давуда, охватывающий все религии, секты и города провинции и указывающий на то, что некоторые из них были убиты после того, как он присвоил их деньги. Однако Давуд, обладавший "языком и миной" и огромным личным состоянием, был избавлен от казни. В 1845 году он даже обрел благосклонность нового султана Абдул Маджида и получил несколько постов перед смертью в 1851 году.

Во время своего бегства из Багдада шейх Сассун все еще был одним из самых видных евреев в городе, и было много предположений о мотивах его бегства. По одной из версий, он бежал из-за страха перед чумой и наводнениями, несмотря на то что Сассун оставил в Багдаде других своих сыновей и дочерей, и ни он, ни Давид не вернулись после того, как чума спала и наводнения отступили. В каком-то смысле такие истории сохранились в виде семейных преданий. Спустя восемь десятилетий после побега Дэвида его внук Эдвард Сассун, член парламента, в лекции, прочитанной в конце 1907 года на тему "Восток", рассказал одну из таких историй, ошибочно полагая, что его дед был главным казначеем:

Мой родной дед занимал должность государственного казначея в Багдеде. То ли он был чересчур честен в отношениях с пашами, то ли его заподозрили в накоплении богатства, но несомненно, что место стало для него слишком жарким. Ходили слухи, что против него замышляются энергичные меры, и, полагаю, решив, что благоразумие - лучшая часть доблести, он покинул место своей деятельности вместе с семьей, причем налегке - путешествия, как вы можете себе представить, 100 лет [назад] не были похожи на поездки в пульмановском вагоне... За ним последовало множество других еврейских семей, и именно они составили ядро процветающих общин, которые вы видите в Индии.

 

-

 

Спустя десятилетие другой член семьи снова назвал Дэвида главным казначеем. В письме одному из Ротшильдов, объясняя причины отъезда из Багдада, он писал:

Он был главой еврейской общины и как таковой отвечал перед пашой за поведение евреев. В те времена турки не брали в армию ни евреев, ни христиан, но вместо военной службы их заставляли платить столько-то за голову. Дэвид Сассун был назначен ответственным за сбор денег с евреев, и поскольку во многих случаях они были слишком бедны, чтобы платить, ему приходилось исправляться. Всякий раз, когда паше не хватало средств, он вводил новые поборы с евреев, угрожая Дэвиду Сассуну, что если он не заплатит, то его посадят в тюрьму и казнят. Эти требования денег стали настолько многочисленными, что Давид Сассун не мог их удовлетворить, и однажды ночью он сбежал из Багдада и отправился в Индию. Я думаю, что это правдивая версия.

Такие истории живут отчасти из-за недостатка информации. История Давида Соломона Сассуна не решает этот вопрос, потому что мы просто не знаем, когда Давид сбежал в Бушир и когда к нему присоединился его отец. Давид, должно быть, уехал после женитьбы на своей второй жене Фархе, которая состоялась в Багдаде в 1828 году, и, вероятно, до кончины в 1830 году посланника султана, а Сассун, вероятно, покинул Багдад до природных катаклизмов. Мы знаем только, что шейх умер в изгнании в Бушире в 1830 году, что побудило его сына искать новую жизнь в Бомбее.

Падение отца было окончательно завершено. Сын, которому пришлось покинуть родину как беглецу, вместе с ближайшими родственниками бежал от тирании Давуда, чтобы начать новую главу в чужих краях. Сассуны продолжали жить в Багдаде, и со временем семья восстановила свое положение среди экономической элиты города. Старший сын шейха Сассуна пошел по схожему пути, но в поистине глобальном масштабе, и его потомки - в отличие от братьев и сестер - достигли торгового господства не в одной провинции одной империи, а во всем мире.

 

Глава 2. ИЗГНАНИЕ И НОВАЯ ЖИЗНЬ. 1831-1839

 

 

 

Ушир лежал на побережье юго-западного Ирана и в предыдущие века был главным портом Персии. К моменту прибытия Давида он постепенно восстанавливался как важный торговый центр Ост-Индской компании в Персии. В гавани шумели индийские купцы, а товары везли на кораблях под британским флагом. Дэвид прогуливался по базару, слушая рассказы моряков и торговцев, вернувшихся из Индии, о субконтиненте